Не запланированные изначально сонартомографические исследования имели далеко идущие последствия для дальнейших раскопочных работ (см. приложение II Заключительных выводов). Из полученных снимков ареалы 3 и 19 оказались не такими перспективными, как мы считали на основании анализа спутниковых фотографий, тогда как в трапециевидной области между ареалами 4, 5 и 6 выявились структуры, природа которых неясна и должна была бы подлежать обследованию посредством раскопок.
К моменту написания данного сообщения ещё не определилось, будут ли вновь предприняты работы при Бет-Хамеше и если будут, то когда.
Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».
Вначале, когда они подъезжали к нему через иссушенные ночные холмы, это был просто большой город, как любой другой. Показались дома и рекламные щиты, высоковольтные линии и уличные фонари, мимо проносились освещенные фабричные дворы, супермаркеты и рестораны. Тёмные кипарисы жались на свободных участках между домами, и Стивену показалось, что все здания построены из одного материала – желтоватого песчаника – как будто город целиком был когда-то вырублен из цельного куска скалы.
Джордж совсем притих с того момента, как они пересекли черту города. Стивен, сидевший за рулём, время от времени поглядывал на Юдифь, которая выполняла роль штурмана. Но она всякий раз, заметив его взгляд, показывала двумя пальцами направление вперёд. Это означало держаться главной улицы.
Стивен имел лишь смутное представление о предписаниях шаббата – знал, что надо пребывать в покое и избегать любой работы и что шаббат начинается вечером в пятницу и длится до вечера субботы – то есть, от заката до заката. И то, что им пришлось вползать в центр города в вязкой гуще автомобилей, удивило его.
Но позже, когда он уже было пришёл к заключению, что это обычный город, такой же, как любой другой, они пересекли гребень холма и впервые увидели сверху простёртую перед ними, как на ладони, центральную часть города.
С заднего сиденья донёсся страстный вздох:
– Иерусалим, – благоговейно прошептал Джордж. – Ерушалаим. Город мира…
Город мира, которому за минувшие тысячелетия приходилось воевать больше, чем любому другому месту на земле, лежал перед их взорами, словно мерцающий золотом лоскутный ковёр, в котором горели бесчисленные огни и огоньки, вжавшийся в ложе широкой долины, утыканный тонкими минаретами и тёмными церковными башнями, украшенный куполами и куполочками. А дальше город снова поднимался вверх, к Храмовой горе, на которой господствовал могучий, захватывающий дух купол, единственный по-настоящему золотой: купол мечети Омара, или Храма Камня.
– Место, наполовину на земле, наполовину в небе, – произнёс Джордж почти дрожащим голосом. – Так говаривала моя бабушка. И она была права, действительно, она была права…
Стивен только было собрался прикрикнуть на него построже, чтобы унять и отрезвить, как вдруг почувствовал на своей руке ладонь Юдифи. Он удивлённо взглянул на неё, а она улыбнулась ему так нежно, как не улыбалась ещё никогда.
– Оставь его, – тихо сказала она. – Иерусалим растрогает любого. Даже тебя.
– Меня? С чего ты взяла? Я самый неверующий из всех неверующих. Я мог бы изобрести атеизм.
– Ну ладно. Впереди у светофора налево.
В этот вечер они все опять собрались у Кауна. Новоприбывший расселся в кресле широко и грузно, как богатырский Будда, сложив мясистые руки на своём объёмистом животе. Ему было чуть за пятьдесят, он был одет в серый костюм – такой измятый, будто последние несколько ночей спал в нём, а галстукам он, видимо, вообще не придавал никакого значения, поскольку воротник его рубашки под растрёпанной бородой был глубоко расстёгнут. Лысина его сверкала в электрическом свете, и Эйзенхардту показалось, что она обгорела на солнце.
Мультимиллионер представил их друг другу с элегантностью опытного светского льва, хвалил писателя в самом высоком тоне и затем представил остальным нового члена их маленького заговора как профессора Гутьера из Торонто, историка тамошнего университета и специалиста по истории Палестины.
– Очень рад, – воспитанно кивнул Эйзенхардт и подумал: Интересно, а я-то думал, что специалист по истории Палестины здесь Уилфорд-Смит…
Какое-то время тянулась неловкая тишина, которую Каун преодолел, снова сыграв роль бармена. Гутьер, когда настала его очередь, выразил желание выпить канадского виски – «и, пожалуйста, сколько войдёт в большой стакан».
И этот стакан он жадно опрокинул внутрь, так что Эйзенхардту стало дурно от одного только этого зрелища.
– А теперь, – наконец спросил Каун, – что вы можете сказать обо всём этом деле?
Канадец некоторое время тупо смотрел перед собой, прежде чем ответить.
– Я должен признаться, что я пока не в состоянии принять всё это за чистую монету, – прогремел он наконец органным басом. – Я пока что ограничусь тем, что буду делать так, «как будто…» И, возможно, мне понадобится ещё несколько стаканов этого превосходного виски, – надо приглушить мой критический рассудок настолько, чтобы я смог во всё это по-настоящему поверить.
– Виски для этого хватит, – сказал Каун и снова налил ему полный стакан.
– Спасибо, – однако на сей раз он хоть и взял стакан в руки, но не стал из него пить. Видимо, пока действовала предыдущая порция.
Снова воцарилось молчание. Все посматривали на историка, как будто он был воплощённый оракул. Тихонько всхлипывал кондиционер, да кожа кресел сдержанно поскрипывала, когда кто-нибудь закидывал ногу на ногу.