Видео Иисус - Страница 70


К оглавлению

70

Машина была европейская – незнакомой ему марки, но очень удобная и с кондиционером, который пока, естественно, не работал. К неудовольствию Боба Ричардса, который сидел рядом и торопил Джорджа.

– Джордж, ты большой специалист, что касается Сотома, тут вопроса нет. И я даже думаю, что ты прав и действительно ничего не выйдет. Но мистер Каун не хочет это слышать, ты понимаешь? Он не хочет, чтобы мы поехали в город, посмотрели на гору, вернулись к нему и сказали: «Ничего не получится». Он хочет, чтобы мы вернулись назад и сказали: «Это будет трудно, и мы не знаем, удастся ли, но у нас есть кое-какие соображения, и мы попытаемся». И поэтому мы сделаем всё именно так.

– Но ничего не получится. Это я уже сейчас могу тебе сказать.

– Джордж, ты вообще меня слышишь? Говорю же тебе, как мы поступим. Сейчас поедем в Иерусалим. Ты меня там где-нибудь высадишь, где я смогу позвонить. Я хочу сказать своим, что мы ещё задержимся. А ты осмотришь Храмовую гору и подумаешь, что можно сделать.

– Но как можно что-нибудь сделать? Ты думаешь, мы сможем бомбить святую землю нашим свинцовым ядром? А там – всё святая земля!

– Я понимаю. Но что-нибудь надо придумать. По мне так давай поставим ударник хоть в палатке рядом с горой и померяем вторичные волны.

Джордж посмотрел на него, как на сумасшедшего. Похоже, здесь все посходили с ума.

– И что нам это даст?

– Ох, Джордж… – Боб вздохнул. – Смотри: мистер Каун платит за наш Сотом-2 с обслуживающим персоналом сто тысяч долларов в день. В этом году заказов было не густо, ты это наверняка заметил. Но если завтра вечером мы будем ещё здесь, то мы сможем отремонтировать крышу спортзала. А если нам удастся провозиться здесь целую неделю, то мы, кроме того, обеспечим стипендионную программу, закупим для университета новые кофейные автоматы, а библиотека сможет снова подписаться на журналы, которые из-за безденежья уже несколько месяцев не получает. Вот так всё просто.

Джордж подумал о гипотетическом железном ящике и о том, что, по мнению Джона Кауна, находится в нём. И о том, что он собирается из этого сделать. Деньги. Всё вертится только вокруг денег.

Внезапно он понял, что надо делать.

– Окей, – сказал он, закрыл дверцу и завёл мотор. – Всё ясно.

* * *

Питер Эйзенхардт лишь вполуха следил за беседой, которую вели между собой остальные, пока Каун снаружи разговаривал по телефону. Он был встревожен. Ему не давала покоя какая-то мысль, которая подходила вплотную к границе его сознания – настолько, что он почти слышал её язвительный смешок, – но в руки ему не давалась. То была какая-то мысль-заноза, которая промелькнула в полусне и исчезла до того, как он успел её осознать. Чувство беспокойства – вот всё, что от неё осталось.

Или он был обеспокоен просто потому, что его не оставляло ощущение собственной неуместности: сидит здесь, влетает заказчику в копеечку, а пользы не приносит. Он чувствовал себя в кругу остальных аутсайдером. Он не был академиком. Он ничего не понимал в истории или археологии. Он был всего лишь выдумщик.

Дверь открылась, и Джон Каун вернулся. Казалось, мысленно он был где-то далеко, пока отключал мобильный телефон и засовывал его в карман, но уже в следующее мгновение он снова был целиком здесь, посмотрел по кругу на выжидающих людей и спросил:

– Что ещё мы должны обсудить, господа?

Бар-Лев, заместитель профессора Уилфорда-Смита, поднял руку. Оба всё это время что-то обсуждали, но Эйзенхардт не разобрал из их перешёптывания ни слова.

– Ещё раз о Храмовой горе, мистер Каун. Как мне ни жаль, вы только на основании диких предположений, – его взгляд непроизвольно скользнул в сторону Гутьера и Эйзенхардта, – позволяете втянуть себя в приключение, риск которого должен быть вам очевиден. Тогда как вещи, лежащие на поверхности, вы оставляете без внимания.

Каун выдвинул вперёд челюсть – не то злобно, не то язвительно:

– И что же это за вещи?

– Мы фантазируем, кто во что горазд. Мы пытаемся влезть в шкуру путешественника во времени и разгадать его мысли. Мы роемся в истории Палестины. И только одно – то, что может нам действительно дать реальные подсказки, – так и остаётся лежать там, где мы его нашли.

Каун смотрел на него молча.

– Я имею в виду саму сумку с инструкцией, – добавил Бар-Лев, – и скелет.

Канадский профессор пыхтя выпрямился:

– Что? Значит ли это, что сами артефакты до сих пор вообще не обследованы?

Профессор Уилфорд-Смит обратился к Кауну, игнорируя вопрос Гутьера:

– Лаборатория Рокфеллеровского музея превосходно оснащена. С людьми, которые там работают, мы сотрудничаем много лет. Я мог бы составить вам научно-исследовательскую команду, за молчание которой я руку дам на отсечение.

– Вы откопали эти предметы и оставили их лежать как есть? – снова повторил Гутьер, даже слегка взвизгнув.

– Это я так распорядился, – мрачно объяснил ему Каун. – Пробу бумаги от инструкции мы отправили в США, чтобы определить её возраст радиоуглеродным методом. И мы знаем, что в челюсти скелета есть несколько запломбированных зубов с современными пломбами. Все остальные исследования пока перенесены на потом.

– Но почему, скажите ради Бога!

– Женщину можно дефлорировать только один раз, – ответил магнат. – И археологическую находку можно поднять из земли только один раз. Я хочу какое-то время иметь в своём распоряжении находку нетронутой, в девственном виде, чтобы показать её кое-кому. Вот вам, например.

– Значит, вы ждёте кого-то ещё? – спокойно спросил профессор Уилфорд-Смит.

70