Джордж почувствовал, как забилось его сердце. Но… Кому достанется раскрыть эту тайну? Неужто вот этому человеку, один костюм которого стоит столько денег, что хватило бы прокормить целую деревню где-нибудь в Бангладеш в продолжение года? Неужто в его алчные руки попадёт этот неповторимый документ? Что же он станет с ним делать – только новые, ещё большие деньги?
Конечно, видеозапись достанется именно ему. И никто, кроме клиентов его телевизионной сети, её не увидит. А стать клиентом вдруг окажется дорого, непомерно дорого. Он закабалит своих клиентов долгосрочными договорами и вынудит их смотреть и всю его бульварщину и попсу.
Слова Господа он будет передавать в промежутках между самыми дорогими рекламными блоками всех времён. И зрители будут терпеть бесконечную трескотню о прохладительных напитках, чистящих средствах, автомобильных шинах, гигиенических прокладках и жевательной резинке ради того, чтобы увидеть лик Спасителя. И Иисус опять будет распят на Голгофе коммерции – снова, и снова, и снова: сперва в субботний вечер, в самое лучшее время, потом в дневные часы и, наконец, в детские, когда показывают рекламу кукол Барби и Кена.
– Джордж? – донёсся до него вопрос Боба. – Тебе нехорошо?
Он помотал головой, снова приходя в себя.
– Уже ничего, – сказал он. – Наверно, перегрелся вчера на солнце.
Боб смотрел на него с колебанием:
– Ты мог бы взглянуть сюда? – спросил он. – Мне бы хотелось знать, что ты думаешь на сей счёт.
– Да, – слабо кивнул Джордж, – конечно.
Он встал рядом с Бобом у стола, на котором кто-то разостлал поверх сделанных им снимков большую карту местности. Карта была вычерчена точно и, видимо, представляла собой копию служебного документа. И то, что увидел на ней Джордж, показалось ему чем-то знакомым.
– Это план Храмовой горы в Иерусалиме, – сказал ему человек в тёмно-сером костюме, и бриллиант в его галстучной булавке сверкнул. – Что нужно предпринять, чтобы просветить её сонартомографически?
Стивен Фокс проснулся в это утро поздно и чувствовал себя так, будто по нему проехал бульдозер. И причина была не только в том, что он почти не спал.
В шаббат время завтрака продлевают, чтобы люди могли выспаться. Разумеется, в шаббат не работали, и вольнонаёмные, которые жили не в самых дальних концах Израиля, пользовались случаем съездить домой. И получалось, что в лагере практически оставались только неевреи, которые готовы были работать и в субботу, потому что шаббат порождал у них странное чувство, что воскресенье наступило на день раньше.
Когда Стивен пришёл под навес кухни, на многих столах были выставлены шахматные доски, другие рабочие сидели с книгой и чашкой кофе где-нибудь в тени. Немного в стороне несколько человек, встав в кружок, перебрасывали ярко-зелёный диск фрисби. За одним из столов он увидел Юдифь. Даже бледная от недосыпания, она выглядела сногсшибательно. Стивен поставил себе на поднос три полные чашки кофе, а потом ещё взял – скорее из рациональных соображений, чем от голода, – миску кукурузных хлопьев и подсел к ней.
Какое-то время они жевали молча. Потом, когда Стивен принялся за вторую чашку, она спросила:
– Ну и?
Стивен сделал большой глоток горьковатой жидкости. Кофе здесь варили очень крепкий.
– Что и? Что я обо всём этом думаю?
– Да.
– Ничего не думаю. Я просто раздавлен, если честно признаться.
Она посмотрела вокруг больным мигреневым взглядом. Поблизости не было никого, кто бы мог их подслушать.
– Может, не надо делать преждевременные выводы. Ведь ты пока знаешь всего четыре слова из двухстраничного письма… Погоди, пока не будет расшифровано всё.
У него по-настоящему разболелась голова. Только этого ему не хватало! У него ещё никогда в жизни не болела голова. И желудок протестовал против кофейного наводнения. Стивен отставил третью чашку в сторону и посвятил себя кукурузным хлопьям.
– Я спрашиваю себя вот о чём, – продолжал он, жуя, – может ли это быть вообще. А для ответа я пока мало сведущ. Ведь должны же быть и другие источники, помимо библейских текстов, где упоминался бы Иисус. Что там, например, с переписью населения, которое тогда провёл император Август? Ведь это был Август, нет? «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле». Где-то я читал. И Мария тогда как раз была им беременна.
– Но только ещё беременна.
Стивен неудовлетворённо помотал головой.
– Надо где-то почитать. Я просто не могу в это поверить. Представь себе, что бы было, если бы можно было доказать, что в действительности Иисуса никогда не было! Что бы это значило!
Юдифь пожала плечами:
– Это было бы открытие. И ты был бы первооткрывателем. Ведь именно этого ты хочешь.
– Но что это значило бы для мира? Что ни говори, а ведь это центральная фигура христианства, самой многочисленной религии мира. Если Иисус никогда не жил, то это означает, что кто-то придумал его образ. Что это некая искусственная фигура. Как Супермен. Или, если уж на то пошло, как Микки-Маус!
– Ну уж не драматизируй. Большинство людей относится к религии безразлично. Их бы ты гораздо больнее задел за живое, если бы смог доказать, что Микки-Мауса никогда не было.
– Очень остроумно, – Стивен вернулся к третьей чашке кофе. – И я не понимаю, почему меня это так тревожит. А это меня тревожит. Я всерьёз спрашиваю себя: можно ли брать на себя ответственность открыть такую правду?
– Ого, – Юдифь широко раскрыла глаза. – Совсем новые интонации, мистер Фокс.