– Разумеется, это подлежит обсуждению, – сказал Скарфаро. – Из какой суммы вы при этом исходите?
– Позвольте мне сказать так, – ответил Каун. – Неудавшаяся попытка снова объединить «Битлз» была тридцать лет назад. В наши дни за рекламу, за лицензии на трансляцию важных спортивных событий и так далее платят такие суммы, какие в те далёкие времена и представить было невозможно. Один единственный блокбастер Голливуда в первую неделю показа даёт такие сборы, каких не имел весь кинематограф в целом за первую половину столетия. И вот приходите вы и хотите получить фильм, в котором снят Иисус Христос… – Он даже замахал руками: да полноте! – Но вы должны получить этот фильм. Вы получите всё. Я передам вам полностью сохранившийся скелет путешественника во времени, радиологически датированный возрастом в две тысячи лет, но с безупречными современными пломбами в зубах и с переломом ноги, залеченным по медицинской технологии восьмидесятых годов двадцатого века. Сам по себе скелет – это археологическая сенсация, но к нему вы ещё получите инструкцию по пользованию видеокамерой SONY, которая появится на рынке только через три года. Бумага этой инструкции, согласно экспертизе, проведённой двумя независимыми институтами, также имеет возраст две тысячи лет. И, кроме того, – он поднял конверт с оставшимися фотографиями, – я покажу вам письмо путешественника во времени.
В глазах священника сверкнул странный блеск:
– Письмо? – эхом повторил он.
– Письмо, – Каун мягко кивнул. – И всё, что я за это хочу, – нежно добавил он, – это десять миллиардов долларов.
Эйзенхардт, который слышал этот разговор через приоткрытую матовую форточку туалета, вздрогнул, когда Каун назвал сумму. Как у него язык повернулся произнести такую цифру! У Эйзенхардта выступил пот – и не только потому, что туалет был единственным помещением в мобильном домике, не подключённым к кондиционеру, отчего в нём целый день стояла нестерпимая жара.
Священник отреагировал на предложение крайне несдержанно. Эйзенхардт украдкой выглянул в форточку и увидел, как тот ожесточённо жестикулирует, упрекая Кауна в том, что тот безоглядно хочет выбить максимальную выгоду из открытия, которое ему не принадлежит.
– Я просто сделал вам предложение, патер. Под вами я подразумеваю католическую церковь. Вы можете его принять, и тогда вы получите всё, чем я располагаю в данный момент, и сможете вырыть видеокамеру или оставить её там, где она есть. Как хотите. Или вы его не принимаете – и тогда вам придётся потерпеть, пока я добуду видео, пока договорюсь со всеми заинтересованными телеканалами относительно условий передачи и первой трансляции, пока не распродам всё рекламное время и пока не определятся все спонсоры. И только после этого вы сможете наконец увидеть то, что там снято. Как хотите. Решать вам.
– Десять миллиардов долларов – это совершенно неприемлемая сумма за видео.
– Это деньги действительно немалые, согласен. Однако не забывайте, что я продаю вам гораздо больше, чем просто видео. Я продаю вам контроль над его содержанием. И я продаю вам своё молчание о том, что это видео вообще существует, на тот случай, если там окажется нечто, что не вписывается в церковные догмы. Наконец, с этим молчанием я продаю, если говорить без обиняков, одновременно и мою журналистскую безупречность. А она за чечевичную похлёбку не продаётся.
Только что, во время дискуссии в переговорной комнате, был такой момент, когда Эйзенхард полностью отключился от темы. Как будто кто-то у него внутри переключил рубильник в другое положение. Профессор Уилфорд-Смит раскрыл Библию, чтобы вычитать в Евангелиях все упоминания о спутниках Иисуса и, может быть, наткнуться на какое-нибудь указание, что один из них действительно был путешественником во времени, и если да, то кто. А Эйзенхардт просто сидел без дела и спрашивал себя: А что я тут, собственно говоря, вообще делаю?
Всё это изощрённое хитрое комбинирование – что оно до сих пор дало? Ровным счётом ничего.
Когда была обнаружена инструкция по применению, Каун и Уилфорд-Смит извлекли из этого факта отточенные, убедительные заключения. Сегодняшнее письмо показало, что почти всё в этих заключениях было ошибочно. Не изобретут в ближайшем будущем способ путешествия во времени, не будет разработан хорошо продуманный план. Они, правда, пришли к нескольким правильным результатам, опираясь на ложные предпосылки, – но лишь случайно.
Тогда-то Эйзенхард и почувствовал, что должен уйти. Он пробормотал что-то насчёт туалета и вышел, тщательно закрыл за собой раздвижные двери между кухней и переговорной комнатой и прошёл в свою спальню. Оттуда он заметил, что кто-то стоит у мобильного домика, и тогда он всё-таки дошёл до туалета – тихонько, чтобы подслушать.
Итак, Кауна действительно интересовали только деньги. И то, что он сейчас сделал, было форменным обманом. После того, что произошло сегодня ночью, надежда когда-либо найти камеру и видео в ней почти пропала. И теперь он хочет продать церкви какие-то кости и обрывки бумаги, спекулируя на том, что церковь предпочтёт стереть следы всего, что произошло. И так никто никогда не узнает, что на самом деле никаких следов к камере и не было.
И её никогда не найдут. У него закружилась голова. Разве не это самое он предсказал несколько дней назад? Что бы там ни было, а вы не покажете это видео по телевизору раньше, чем путешественник во времени стартует. У Эйзенхардта вдруг возникло чувство, что он стоит рядом с самим собой, парит над самим собой, видит сам себя, как фигуру в большой, сложной игре – как он обычно разглядывал фигуры на своих диаграммах, когда планировал новый роман и сводил в нём концы с концами. Оказалось, что и жизнь тоже своего рода роман, и он как раз взирает на то, как в нём подгоняются друг к другу разные части, как всё приходит в единое целое.